Неточные совпадения
Ну… ну, вот я и
решил, завладев старухиными деньгами, употребить их на мои первые годы, не мучая
мать, на обеспечение себя в университете, на первые шаги после университета, — и сделать все это широко, радикально, так чтоб уж совершенно всю новую карьеру устроить и на новую, независимую дорогу стать…
Кончив экзамены, Самгин
решил съездить дня на три домой, а затем — по Волге на Кавказ. Домой ехать очень не хотелось; там Лидия,
мать, Варавка, Спивак — люди почти в равной степени тяжелые, не нужные ему. Там «Наш край», Дронов, Иноков — это тоже мало приятно. Случай указал ему другой путь; он уже укладывал вещи, когда подали телеграмму от
матери.
Внезапно, но твердо он
решил перевестись в один из провинциальных университетов, где живут, наверное, тише и проще. Нужно было развязаться с Нехаевой. С нею он чувствовал себя богачом, который, давая щедрую милостыню нищей, презирает нищую. Предлогом для внезапного отъезда было письмо
матери, извещавшей его, что она нездорова.
«Он мстит мне? За что? — подумал Самгин, вспомнил, как этот рыжий сластоежка стоял на коленях пред его
матерью, и
решил: — Не может быть. Варавка любил издеваться над ним…»
Затем наступили очень тяжелые дни.
Мать как будто
решила договорить все не сказанное ею за пятьдесят лет жизни и часами говорила, оскорбленно надувая лиловые щеки. Клим заметил, что она почти всегда садится так, чтоб видеть свое отражение в зеркале, и вообще ведет себя так, как будто потеряла уверенность в реальности своей.
Вечером он выехал в Дрезден и там долго сидел против Мадонны, соображая: что мог бы сказать о ней Клим Иванович Самгин? Ничего оригинального не нашлось, а все пошлое уже было сказано. В Мюнхене он отметил, что баварцы толще пруссаков. Картин в этом городе, кажется, не меньше, чем в Берлине, а погода — еще хуже. От картин, от музеев он устал, от солидной немецкой скуки
решил перебраться в Швейцарию, — там жила
мать. Слово «
мать» потребовало наполнения.
Зато с первого раза, видя их вместе, можно было
решить, что они — тетка и племянница, а не
мать и дочь.
«Нужна деятельность», —
решил он, — и за неимением «дела» бросался в «миражи»: ездил с бабушкой на сенокос, в овсы, ходил по полям, посещал с Марфенькой деревню, вникал в нужды мужиков и развлекался также: был за Волгой, в Колчине, у
матери Викентьева, ездил с Марком удить рыбу, оба поругались опять и надоели один другому, ходил на охоту — и в самом деле развлекся.
Он не только вспомнил, но почувствовал себя таким, каким он был тогда, когда он четырнадцатилетним мальчиком молился Богу, чтоб Бог открыл ему истину, когда плакал ребенком на коленях
матери, расставаясь с ней и обещаясь ей быть всегда добрым и никогда не огорчать ее, — почувствовал себя таким, каким он был, когда они с Николенькой Иртеневым
решали, что будут всегда поддерживать друг друга в доброй жизни и будут стараться сделать всех людей счастливыми.
— Слушай, я разбойника Митьку хотел сегодня было засадить, да и теперь еще не знаю, как
решу. Конечно, в теперешнее модное время принято отцов да
матерей за предрассудок считать, но ведь по законам-то, кажется, и в наше время не позволено стариков отцов за волосы таскать, да по роже каблуками на полу бить, в их собственном доме, да похваляться прийти и совсем убить — все при свидетелях-с. Я бы, если бы захотел, скрючил его и мог бы за вчерашнее сейчас засадить.
И когда, сообразивши все приметы в театре,
решили, что, должно быть,
мать этой девушки не говорит по — французски, Жюли взяла с собою Сержа переводчиком.
— Извольте, извольте, господа, — тотчас же согласился князь, — после первой недоверчивости я
решил, что я могу ошибаться и что Павлищев действительно мог иметь сына. Но меня поразило ужасно, что этот сын так легко, то есть, я хочу сказать, так публично выдает секрет своего рождения и, главное, позорит свою
мать. Потому что Чебаров уже и тогда пугал меня гласностию…
Мать уведомила меня вчера вечером, что квартира готова, а я спешу вас уведомить с своей стороны, что, отблагодарив вашу маменьку и сестрицу, сегодня же переезжаю к себе, о чем и
решил еще вчера вечером.
От женихов не было отбоя, а пока отец с
матерью думали да передумывали, кого выбрать в зятья, она познакомилась на покосе в страду с Окулком, и эта встреча
решила ее судьбу.
Сначала я слышал, как говорила моя
мать, что не надо ехать на бал к губернатору, и как соглашались с нею другие, и потом вдруг все
решили, что нельзя не ехать.
Перебирая в памяти всех мне известных молодых женщин, я опять
решил, что нет на свете никого лучше моей
матери!
— Видишь, Ваня: ведь я
решила, что я его не любила как ровню, так, как обыкновенно женщина любит мужчину. Я любила его как… почти как
мать. Мне даже кажется, что совсем и не бывает на свете такой любви, чтоб оба друг друга любили как ровные, а? Как ты думаешь?
Старуха
мать заботливо приискивала сыну приличную партию и однажды даже совсем было высватала ему богатенькую купеческую дочь, Похотневу, и Генечка чуть не соблазнился блестящим приданым и даже
решил в уме, что неловко звучащую фамилию «Похотнев» можно без труда изменить на «Пахотнев» (madame de Lubertzeff, nee de Pakhotneff).
Марфин потер себе лоб и, любя снисходить ко всем пожеланиям людей и догадываясь, что Сусанне очень хочется ехать к
матери, а Музе нет, что было для Егора Егорыча непонятно и досадно, он, однако, быстро
решил...
Сусанна с удовольствием исполнила просьбу
матери и очень грамотным русским языком, что в то время было довольно редко между русскими барышнями, написала Егору Егорычу, от имени, конечно, адмиральши, чтобы он завтра приехал к ним: не руководствовал ли Сусанною в ее хлопотах, чтобы Егор Егорыч стал бывать у них, кроме рассудительности и любви к своей семье, некий другой инстинкт — я не берусь
решать, как, вероятно, не
решила бы этого и она сама.
Я слишком много стал думать о женщинах и уже
решал вопрос: а не пойти ли в следующий праздник туда, куда все ходят? Это не было желанием физическим, — я был здоров и брезглив, но порою до бешенства хотелось обнять кого-то ласкового, умного и откровенно, бесконечно долго говорить, как
матери, о тревогах души.
Вошла Зоя: Елена
решила, что она не видала прелестнее личика; Анна Васильевна вошла: что-то кольнуло Елену, но с какою нежностию она обняла свою добрую
мать и поцеловала ее в лоб, подле волос, уже слегка поседелых!
В ожидании этой вожделенной минуты, я
решил все мое жалованье отдавать моей бедной
матери. Сам же предположил жить на счет посторонних доходов, в которых, при некотором с моей стороны уменье и изобретательности, несомненно не будет у меня недостатка…
Бог поможет мне, Смоленская божия
матерь будет моей заступницей и подаст мне силы обуздать мой вспыльчивый нрав…» Так думала и так
решила Софья Николавна.
Если бы была жива
мать Фени, тогда, конечно, совсем другое дело; но Феня выросла сиротой и никогда так не чувствовала своего сиротства, как именно теперь, когда
решала такой важный шаг.
Ответа не последовало. Мне жаль стало и ребенка и его
мать, подкинувшую его в надежде, что младенец нашедшим не будет брошен, и я взял осторожно ребенка на руки. Он сразу замолк. Я
решил сделать, что мог, и, держа ребенка на руках в пустынной, темной аллее, громко сказал...
Во всяком случае, гораздо лучше, по нашему мнению, разобрать басню и сказать: «Вот какая мораль в ней содержится, и эта мораль кажется нам хороша или дурна, и вот почему», — нежели
решить с самого начала: в этой басне должна быть такая-то мораль (например, почтение к родителям), и вот как должна она быть выражена (например, в виде птенца, ослушавшегося
матери и выпавшего из гнезда); но эти условия не соблюдены, мораль не та (например, небрежность родителей о детях) или высказана не так (например, в примере кукушки, оставляющей свои яйца в чужих гнездах), — значит, басня не годится.
Потом он повел меня обедать,
решив суетливо, что жить я буду с ним вдвоем во флигеле, а столоваться у его
матери.
Как он это
решил, так и сделал, и в нашей местной гимназии и теперь на этот капитал содержатся три ученика, а к самой старушке Яков Львович пребыл с истинно сыновним почтением до самой ее смерти: он ездил ее поздравлять с праздниками, навещал больную и схоронил ее, как будто она и в самом деле была его родная
мать, а он ее настоящий сын.
«Отвечает
матери», —
решил я сразу.
Решить было легко, да исполнить трудно: отец мой знал это очень хорошо; но, сверх его ожиданья и к большому удовольствию,
мать моя скоро уступила общим просьбам и убеждениям.
Через несколько дней отец мой убедился, что дела так продолжаться не могут и что эти беспрестанные свиданья и прощанья — только одно бесполезное мученье; он призвал на совет Княжевича, и они вместе
решили увезти немедленно мою
мать в деревню.
«Хорошее лицо, такое, как надо», —
решил Жегулев и равнодушно перешел к другим образам своей жизни: к Колесникову, убитому Петруше, к
матери, к тем, кого сам убил.
Так до самого выхода Елены Петровны она и не
решила, что делать ей с собой и с газетой, и в спальню поздороваться с
матерью, как обычно, не пошла и, держа в груди всю буйную толпу задержанных рыданий, молча, не здороваясь, подала газету.
— А если бы мы жили у вас, и он бы сказал это, это была бы ужасная неделикатность. Ты не сердись — я не хочу неприятностей, — я говорю тебе, что он сказал это без умысла, но мне бы это показалось… могло бы показаться… что
мать моя в тягость, что он
решил себе, что ей довольно жить; а это б было для меня ужасно.
— Девки-поганки дело, —
решила и
мать игуменья. — Не инако могло быть, как через нее. Она, поганка, переиначила себя в честный образ мниха… То-то, кыргызское отродье, посмеялась над святою обителью. Сорому не износить теперь…
И вот Евгений, съездив весною (отец умер постом) в именья и осмотрев всё,
решил выйти в отставку, поселиться с
матерью в деревне и заняться хозяйством с тем, чтобы удержать главное именье. С братом, с которым не был особенно дружен, он сделался так. Обязался ему платить ежегодно 4 тысячи или единовременно 80 тысяч, за которые брат отказывался от своей доли наследства.
Он не просил
мать передать содержание письма Соне, но сама старушка, из чувства благодарности,
решила пойти и рассказать все, с целью предупредить ее, чтобы она действовала, пока еще можно спасти меня.
Важные мероприятия в доме шли от отца, не терпевшего ничьего вмешательства в эти дела. Было очевидно, до какой степени
матери было неприятно
решать что-либо важное во время частых разъездов отца. Должно быть, как лицу, ко мне приближенному, старику Филиппу Агафоновичу сшили нанковую пару серо-синего цвета.
Евреиновы —
мать и два сына — жили на нищенскую пенсию. В первые же дни я увидал, с какой трагической печалью маленькая серая вдова, придя с базара и разложив покупки на столе кухни,
решала трудную задачу: как сделать из небольших кусочков плохого мяса достаточное количество хорошей пищи для трех здоровых парней, не считая себя саму?
«И неужели, неужели она так его любит? — ревниво и завистливо думал он, с лихорадочным нетерпением возвращаясь в город. — Она давеча сама сказала, что
мать больше любит… может быть, она его ненавидит, а вовсе не любит!..» «И что такое „повесится“? Что такое она говорила? Ему, дураку, повеситься?.. Надо узнать; надо непременно узнать! Надо все как можно скорее
решить, —
решить окончательно!»
Марья Васильевна. Надеюсь, Jean, что ты ничего не
решил без меня. J'espere, Jean, que vous ne deciderez rien sans moi. Я
мать, и состояние мое.
Марья Васильевна(вдруг сердито).Кажется, я
мать, и прежде, чем
решать дела с посторонними, нужно, чтоб они со мной говорили. И так говорят, что меня никто в грош не ставит. Почитают меньше чулка. Состояние мое, и я ничего не дам, пока не захочу. Захочу, так дам. Кажется, прежде меня надо спросить. И приличия того требуют. Хоть у них спроси. Rien que les convenances l'exigent, — demandez a monsieur.
Иван Михайлович(разбирает бумаги, берет одну).Видите ли, у меня состояние небольшое, оно перейдет к сыну. У Любочки состояние
матери.
Мать желает удержать себе некоторую малую часть — остальное, мы
решили, что все перейдет вам…
Она оглянулась и щелкнула зубами; он остановился в недоумении и, вероятно,
решив, что это она играет с ним, протянул морду по направлению к зимовью и залился звонким радостным лаем, как бы приглашая
мать свою Арапку поиграть с ним и с волчихой.
В 1800-х годах, в те времена, когда не было еще ни железных, ни шоссейных дорог, ни газового, ни стеаринового света, ни пружинных низких диванов, ни мебели без лаку, ни разочарованных юношей со стеклышками, ни либеральных философов-женщин, ни милых дам-камелий, которых так много развелось в наше время, — в те наивные времена, когда из Москвы, выезжая в Петербург в повозке или карете, брали с собой целую кухню домашнего приготовления, ехали восемь суток по мягкой, пыльной или грязной дороге и верили в пожарские котлеты, в валдайские колокольчики и бублики, — когда в длинные осенние вечера нагорали сальные свечи, освещая семейные кружки из двадцати и тридцати человек, на балах в канделябры вставлялись восковые и спермацетовые свечи, когда мебель ставили симметрично, когда наши отцы были еще молоды не одним отсутствием морщин и седых волос, а стрелялись за женщин и из другого угла комнаты бросались поднимать нечаянно и не нечаянно уроненные платочки, наши
матери носили коротенькие талии и огромные рукава и
решали семейные дела выниманием билетиков, когда прелестные дамы-камелии прятались от дневного света, — в наивные времена масонских лож, мартинистов, тугендбунда, во времена Милорадовичей, Давыдовых, Пушкиных, — в губернском городе К. был съезд помещиков, и кончались дворянские выборы.
Мать признала себя ниже дочери; отец же, как только дочь стала перерастать его умственно, что было очень нетрудно, охладел к ней,
решил, что она странная, и отступился от нее.
Меж тем родные — слышу их как нынe —
Вопрос
решали: чем я занемог?
Мать думала — то корь. На скарлатине
Настаивали тетки. Педагог
С врачом упорно спорил по-латыне,
И в толках их, как я расслышать мог,
Два выраженья часто повторялись:
Somnambulus и febris cerebralis…
Наконец Пселдонимов,
мать его и юноша
решили на общем совете не посылать за доктором, а лучше послать за каретой и свезти больного домой, а покамест, до кареты, испробовать над ним некоторые домашние средства, как-то: смачивать виски и голову холодной водой, прикладывать к темени льду и проч.
— Так служи,
мать Аркадия, рядовую, —
решила игуменья. — Послезавтра надо еще полиелей справлять и службу с величаньем трем святителям. А у нас и без того свечей-то, кажись, не ахти много?